Диджитал-арт, ридинг-группы и онлайн-медитации: чем интересна «Самоизоляция» музея «Гараж»?

Екатерина, расскажите, в чем особенность онлайн-проекта «Самоизоляция»? 

В условиях карантина («Гараж» первым из российских музеев объявил о закрытии из-за угрозы распространения COVID-19 — прим. InStyle) мы решили, что принципиально не будем дублировать в онлайн функции музея с его физикой и пространством. Вместо этого — вышли к зрителю с теми форматами и программами, которые «соприродны» диджитал: это и мини-commis-sions, в рамках которых художники создают проекты специально для нас, и ридинг-группы (чтение текстов по заданной теме и их коллективное обсуждение), и панорамные съемки выставок, по которым можно бродить, как в компьютерной игре, а также перформативные лекции и еще много всего. 

Кадр из архитектурной видеоигры Block’hood (Plethora Project, 2018), изучающей модели урбанизма. В прошлом году в рамках программы Garage.Digital и выставки «Грядущий мир» прошел public talk с создателем проекта Хосе Санчесом.

Сейчас часто говорят о солидарности. Может ли она стать новой темой посткризисного искусства? 

Однозначно да. Это дух времени. Человеческие отношения и переживания — единственное, пожалуй, не обесцененное обстоятельство в эпоху пост-всего. Произошло окончательное снятие табу на эмоциональность и сентиментальность, в том числе и в художественном мире, а осознание того, что нужно помогать тем, кто рядом, становится особенно острым и определяющим. 

Многие музеи сейчас ушли в онлайн. Возможно ли в будущем появление онлайн-биеннале и арт-ярмарок? 

Не думаю. То есть они могут появиться или уже вполне комфортно существуют в этой среде, но я бы не стала недооценивать важность прямого, физического контакта с искусством и пресловутой социальности, которая часто обеспечивает стабильность профессионального мира. 

Эпидемия привела к буму онлайн-форматов, в том числе и в искусстве. Но не теряются ли в диджитал-арте понятия оригинала и ручной работы? 

Произведения цифрового искусства живут по несколько иной конвенции, хотя ручного труда там бывает не меньше. Весь мир превратился в копию без оригинала: проявить новые связи и закономерности, заподозрить иные, кроме человеческих, отношения между различными агентами — вот чем занимается, грубо говоря, цифровое искусство.

Онлайн-платформы, диджитал-проекты, трансляции — как сложится судьба всех этих новых жанров после пандемии? 

На мой взгляд, речь идет о судьбе музеев и о том, каким изменениям они должны подвергнуть свои отношения с цифровым пространством. Теперь окончательно ясно, что онлайн-активность — это не smm-менеджеры на полставки, не только онлайн-экскурсии, а полноценная жизнь и автономный контент. Невозможно дублировать привычный опыт и физическое пространство в онлайн — это просто не работает. Необходимо развернуться в сторону зрителя, говорить с ним не только об искусстве, но и о нем самом. Экран — страшно интимная вещь. Ты не можешь рассуждать о вечности и по умолчанию требовать пиетета, нужно найти язык, массу форматов и моделей, включающих зрителя. К примеру, предназначенные для онлайн-просмотра новые проекты с художниками (как мы это делали в том числе с микро-арт-группой «Город Устинов» и Игорем Самолётом), воспроизведение отдельных фрагментов прошедших ранее выставок, работа с архивами и личными историями мастеров, коллекционеров, директоров музеев, а также совместные активности вроде ридинг-групп. 

Как эпидемия может повлиять на темы современного искусства? 

В лучших работах она напомнит о себе, скорее всего, косвенным образом. Это может быть как осознание обрыва времени, сужение пространства, возрождение интереса к ручным техникам, так и наоборот — появление тотальных гуманитарных проектов в духе ранних работ мастеров «эстетики взаимодействия» — Тиравании, Хеллера, Паррено и других.

Возможно, в посткризисное время искусству будет сложно обходиться без государственной поддержки. Столкнется ли оно с идеологическим давлением в этом случае? 

Любое идеологическое давление категорически недопустимо. Искусство, особенно современное, — не пантеон и юбилеи. Это крайне разреженный воздух, которым трудно дышать, и тех, кто на это способен, можно только поддерживать.