Как нам не стыдно: кинокритик Ольга Касьянова о скрытой пользе comfort movie

Из детства, из трогательного позднесоветского фильма «Ключ без права передачи», мне запомнилась тема сочинения, которую прогрессивная учительница в исполнении Елены Прокловой давала своим свободомыслящим ученикам: «Необходимость лишнего». 

И мне всю жизнь — а сейчас в особенности — кажется, что так и устроен человек, что лишнее именно необходимо. Что второстепенное и необязательное порой нужно как воздух. Что только на высокодуховном, полезном и важном человек далеко не уедет и, скорее всего, завянет от депрессии и повышенного кортизола в надпочечниках. Если читать исключительно учебники и смотреть Тарковского — можно душевно заболеть. Шопенгауэр говорил, что мы нуждаемся не только в обновляющем нас художественном опыте, но и в том, что пробуждает непосредственный чувственный интерес. Я скажу проще: иногда нет сил смотреть фестивальное кино на важные актуальные темы, и в ход идут малиновый шербет и марафоны бьюти-блогеров вперемешку со старыми ромкомами на Netflix, хотя они ничего мне не прибавят и давно уже ничему не учат. Просто лишнее — необходимо.

Категория comfort movie (успокаивающее кино), к которой относятся фильмы-ограбления, наивные ужастики и в особенности миленькие романтические комедии, всегда считалась чем-то слегка постыдным, медийным фудкортом. Там же прописаны летняя поп-музыка и, разумеется, реалити-шоу. В девяностые, во время бума ромкомов, бойз-бэндов и сексуального кэжуала, в обиходе культурных обозревателей появилось специальное выражение — guilty pleasure, постыдное удовольствие. Термин пришел из газетного эвфемизма столетней давности — так в конце XIX века называли бордели. Как и визит в дом терпимости, жизнерадостный масскульт должен был вызывать в людях не только волну наслаждения, но и подспудный стыд — во всяком случае, о таких предпочтениях в приличном обществе нужно было говорить, слегка краснея (вспомните сконфуженного принца Чарльза в окружении Spice Girls). 

Так легкость и чувственность массовой культуры 1990 х интерпретировались древней системой религиозного самопорицания: то, что мне просто нравится, по душе моему телу, а также чувствам и настроению, — наверняка греховно. От настоящей культуры должны вспотеть мозги и в целом надо немножко пострадать.

Не трудно догадаться, что с точки зрения патриархата самыми маргинальными всегда считались женские развлечения — именно они представлялись наиболее «земными», а значит, приземленными. Поэтому, когда к концу нулевых постыдные удовольствия все-таки выиграли войну против иерархий и гик-культура с хоррорами вырвались из загончика попкорновой ерунды, женские легкие жанры остались за бортом. Следить за Кардашьянами и предаваться онлайн-шопингу — все еще грехи, требующие искупления, а про романтические фильмы и говорить нечего — у них давно меньше процента от сборов кинопроката.

Девичье, розовое и со стразами долго было постыдным секретом под одеялом и для мужчин, которым с детства прививали рефлекторное отвращение к этому всему, и для женщин, которые вынуждены брать свою женственность как бы из ниоткуда: достойная дева должна прекрасно и по моде выглядеть, но при этом не интересоваться «побрякушками» и не торчать перед зеркалом, вырисовывая стрелки; она обязана быть более осведомленной в области взаимоотношений, но при этом избегать любых «тренажеров» житейской психологии, будь то романтические сериалы, фильмы, журналы, кухонная болтовня со старшими родственницами или ланчи с подругами. Вещи, которые со времен племенного груминга вызывают у большинства женщин (да и у мужчин тоже) тот самый шопенгауэровский «непосредственный интерес», до последнего времени расценивались самой женщиной как предательство собственного интеллекта… В общем, в этой истории много-много стыда.

Тем прекрасней, что лед тронулся — и розовый цвет сегодня стал иконой новой волны феминизма, а «Блондинка в законе» и «Дрянные девчонки» из тайной любви превратились в культовые картины, разоблачающие тропы о «глупенькой» или «безобидной» феминности. Сегодня самый розовый бренд на свете Barbie топит за бодипозитив, разнообразие и просвещение, а сериал «Чики» одновременно воспевает «бабскую долю» и фем­оптику будущего. Объединившись, идеи чистой женственности и эмансипации помогают девушкам не разрываться и принять наконец все грани своей сложной личности, а интернет дает этому сверхзвуковое ускорение. Блогерка Катя Клэп, которую годами побивали за «девчачий» контент, в итоге сколотила бренд, приговаривая: «Я независимая бизнес-леди, и мне нужны красивые розовые папочки!» Храбрость в признании постыдных удовольствий сплотила ее с многомиллионной аудиторией девушек, отказавшихся стесняться себя.

YouTube-шоу «Подруги» показало, что застольное чирикание женщин — дело серьезное; Дженна Марблз и Элайза Шлезингер рассказали на языке комедии о женских увлечениях без вызова и кокетства, дивы вроде Cardi B и Lizzo легко миксуют девочковость и жесткий эмпауэрмент — и фэшн-бренды идут за ними, делая из латекса и глиттера гимн под названием «Больше не стыдно». Сюрреалистично длинные ногти, неон, окрашивание «сплит», безумный культ кроссовок — несмотря на экопотребление, иногда нам нужен момент беззастенчивого излишества. И кстати о моде и излишествах: одним из главных продуктов Netflix сейчас является самое блестючее реалити всех времен и народов — RuPaul’s Drag Race. И дрэг-культура стала не только причиной моды на контуринг, но и настоящим карнавалом принятия и любви на фоне бесконечных политических треволнений.

Мы правда меняемся. Теперь в хорошей компании с дресс-кодом black tie нормально обсудить инста­грамные войны, TikTok-челлендж по мотивам фильма «365 дней» и мемы про ноготочки из «телеги». Мы можем признаться в любви к песням Татьяны Булановой (ведь никто так и не переплюнул ее в искусстве страдания), на вечеринке не стесняемся просить «врубить Лободу», а «Секс в большом городе» наконец воспринимается как своеобразный документ эпохи, а не дамское гетто с туфлями. Есть большая разница между бунтом 90-х с последовавшим гламуром нулевых, который бравировал выбором против мира «духовного», — и тем, как спокойно мы сегодня ощущаем себя в двух мирах сразу. Мы и ядерную физику можем, и девичник в караоке, и это в любом случае исключительно наше дело. Так вещи наконец становятся равными себе — и стыд, рожденный предрассудками, больше не угнетает и, напротив, не раздувает наши простые радости. Мы, конечно, знаем, что вайнеры и игра «Клуб Романтики» жрут наше время, импульсивно купленные «боттеги» не встроятся в строгий гардероб по Мари Кондо, а мелодрамы вроде «Нормальных людей» бесконечно утрируют мир чувств. Но зато в наших слабостях есть утешение. Они как родственница или подруга, с которой общаешься не часто, но в момент особой тяжести и замешательства ты пойдешь именно к ней. С тортом или игристым. Как говорила когда-то Авдотья Смирнова: иногда хочется быть красивой, иногда — умной, а иногда важно только одно — запотело уже в морозилке или еще нет.

В конечном итоге guilty pleasures — это глубоко личная и индивидуальная вещь. Они порой могут сказать о человеке больше, чем хороший парадный вкус. Они умеют расширять сердце и помогают посмотреть на жизнь с непривычной для твоей социальной группы точки зрения: иногда и TikTok, и сериал «Слепая» — дверь в реальности других людей и способ понять об этом мире чуточку больше. Но главное, ощущение удовольствия, пусть и постыдного, — это полная противоположность хейту, который часто является извращенной формой того же самого интереса. Признавая в себе что-то, что, на первый взгляд, не встраивается в наш идеальный образ, мы двигаем маятник в сторону любви. А это, как раньше говорили, так по-женски.