Наталья Мещанинова: «Мои авторские интересы всегда на стороне героя, даже если он маньяк»

«Выше правды есть любовь» — гласит слоган сериала «Шторм». Авторы новой восьмисерийной драмы, которую эксклюзивно покажет видеосервис START — создатели фильма «Аритмия», режиссер Борис Хлебников и сценарист Наталья Мещанинова. 

Главный герой Сергей Градов (Александр Робак) работает в антикоррупционном отделе следственного комитета и расследует резонансное дело, связанное с обрушением крыши в детском дворце спорта. Продуманные и хитрые ходы опытного следователя приносят свои плоды — вот-вот виновный в катастрофе бизнесмен, метящий на пост мэра города, надолго сядет в тюрьму. Но неожиданно выясняется, что невеста Градова, Марина (Анна Михалкова), смертельно больна. Ей нужна срочная пересадка печени, и, чтобы оплатить дорогостоящее лечение за границей, Градов меняет свои планы. Следователю приходится идти на страшные поступки, взятки и убийства, чтобы спасти Марину и не погибнуть самому. Изворотливый ум и способность выстраивать многоходовые схемы делают Градова практически неуловимым. Однако его друг из убойного отдела (Максим Лагашкин) начинает догадываться, кто стоит за чередой загадочных преступлений, и для него становится делом чести изобличить друга.

Как возникла идея сериала и почему вы выбрали такую тему?

Скажем так, тему я не выбирала. Мне Рубен Дишдишян предложил доделать некий синопсис. А у меня на тот момент были самые непоэтические мотивы: нужны были деньги, работа. И я подумала, что могу его переработать, и согласилась, а в итоге мы переписали вообще все. Мне было интересно побывать в таком жанре, посмотреть, насколько у меня с ним сложатся отношения. Сначала я придумывала сценарий одна, потом к четвертой серии поняла, что у меня кончились силы, и подключила мужа Степана Девонина — так мы дописали большой синопсис, после этого приступили к сериям и на финальном этапе уже подключили Бориса Хлебникова.

Для вас лично эта история — она про что? Что в ней есть от вас?

Для меня это прежде всего история про человека, про силу его любви к женщине и такой огромный страх ее потерять, что перестаешь оценивать с моральной точки зрения свои поступки. Я не могу ее потерять, поэтому я готов разнести весь мир — вот про это. Ничего из того, что происходит в сериале, не присутствовало буквально в моей жизни, но в каждом из героев, конечно, есть мои страсти, убеждения или страхи. Страх потери близкого человека — это сильное чувство для меня.

Независимо от того, какие поступки совершает главный герой, вы всегда, как автор, его для себя стопроцентно оправдываете?

Оправдывать не приходится, потому что нет обвинения. Я просто рассказываю про человека безоценочно. Мои авторские интересы всегда находятся на стороне героя, каким бы он ни был, даже если он маньяк. Человеческое отношение не включается. Я не могу сказать, что поступила бы так же в подобной ситуации, но мне глубоко понятна драма человека, который может потерять кого-то близкого, и его удивление от самого себя, когда он осознает, на что, оказывается, может быть способен. На что вообще мы способны в критических ситуациях — это очень интересная штука для исследования. Я, например, сама не знаю, что могу сделать, если, к примеру, моему ребенку будет что-то угрожать.

Очень сложный драматический конфликт получается. С одной стороны, понимаешь, что на месте героя Робака тебя так же сильно разрывали бы изнутри чувства. С другой стороны, его поступки ради спасения женщины, с которой они, кстати, не женаты, — и вы, как сценарист, даже не даете им общих детей, — это жестокая несправедливость по отношению ко многим-многим другим людям, в том числе потерявшим своих близких. Страшная сделка с совестью.

Мы осознанно решили это сделать, цена вопроса должна быть очень высокой. Именно в сценарии «Шторма» мне хотелось сделать много неожиданных вещей, чтобы это не было таким предсказуемым рассказом. Хотелось переворачивать отношение зрителя к героям, чтобы он то ненавидел их, то любил, то плакал, то думал: «Будьте вы прокляты». Мне кажется, в современном кино противоречивый герой — это самое интересное, про таких повсеместно снимают сериалы HBO и прочие. В России мы только приходим к этому, и, к счастью, появляется много возможностей, интернет-платформы. Мы можем, наконец, перестать рассказывать редакторам разных телеканалов, что неоднозначный герой — это нормально. Потому что на телике привыкли, что есть хороший дяденька и плохой дяденька, есть красивая тетенька, а есть еще злая тетенька-вдова. У них в супнице всегда одни и те же известные ингредиенты, и очень трудно убеждать, что с неизвестными слагаемыми работать гораздо интереснее, что зритель уже пришел к этому, у него есть потребность в таких героях.

«Мы думали о том, как сделать остро, актуально, а не о том, что какую-нибудь домохозяйку хватит удар». 

Вы впервые сделали сериал для онлайн-платформы. Насколько такой формат дает автору больше свободы?

В работе над «Штормом» у меня была абсолютная свобода, мы могли главного героя раскачивать, как нам кажется правильным с точки зрения драматургии. Мы думали о том, как сделать остро, интересно, актуально, эмоционально, а не о том, что какую-нибудь домохозяйку хватит удар. Мне кажется, сейчас многие большие продюсеры обратили внимание на онлайн-площадки, потому что на них можно привлекать сценаристов и режиссеров со своим авторским взглядом. Это очень свободное пространство, здесь между зрителем, автором и продюсером не стоит толпа невнятных людей, которые постоянно спорят и суют тебе под нос аргументации, типа «это не наша целевая аудитория». Здесь можно позволить себе много того, чего телик не покажет, потому что для него это «слишком жестко, слишком социально». А в онлайн-пространстве пока нет страха. Я сейчас пишу уже второй сериал для интернет-платформы и понимаю, что меня привлекают как автора, который должен именно свое авторское нести, а не как человека по найму, который выполняет техническую работу по созданию уже известного формата. Это прекрасное поле для экспериментов. Мне кажется, за этим будущее.

Насколько, по-вашему, российский зритель готов целенаправленно испытывать дискомфорт при просмотре фильма, сериала? У него и в реальной жизни вроде бы не сказка, с чего ему смотреть еще и кино про это? 

Ну, моя родственница в российской глубинке, например, посмотрит этот сериал, потому что я его делала, но так вот просто она никогда не стала бы его смотреть. Какая-то часть людей всегда будет не готова смотреть что-либо, приносящее острую боль. Но мне кажется почему-то, что процент людей, готовых смотреть новое, актуальное, не самое комфортное для восприятия, становится больше — опять же благодаря Netflix, HBO и прочим, которые пришли в наше пространство и стали рассказывать полные драматизма истории очень увлекательным языком. Люди на них подсаживаются, когда начинают узнавать себя, испытывать эмоции — это действительно очень мощный «наркотик». После такого они уже не могут смотреть что-то суперсладкое, что им пытаются втюхать.

А что вы сами смотрите?

Я стараюсь смотреть больше, но не всегда получается. Как в этой дурацкой поговорке: чукча не читатель, чукча — писатель. У меня такая же история: сначала я много пишу, потом укладываю спать ребенка, разговариваю с мужем, с которым не виделась целый день, и на сериалы и фильмы не остается времени. Многие фильмы я не смотрю еще и потому, что они идут три часа, это слишком много для меня вечером. Нашумевшие сериалы стараюсь не пропускать. Из последнего: «Большая маленькая ложь», «Эйфория», «Чернобыль». «Эйфория» мне очень понравилась, я прямо подключилась к этому сериалу, там было много про меня, произошло узнавание.

«Однажды я очень решительно сказала: "Простите, ребят, я уезжаю, теперь я режиссер кино"» 

Ваша дочка уже понимает, чем вы занимаетесь? Вы ей рассказываете про кино?

Она родилась, когда я сняла свой первый фильм «Комбинат "Надежда"». Сейчас уже знает, что папа — актер, а мама занимается кино, что иногда мы ездим на фестивали. Это часть ее жизни, которая воспринимается нормально. Я вот хочу ее в следующий раз взять на съемочную площадку, чтобы она увидела сам процесс, потому что пока ей кажется, что я куда-то езжу и фотографируюсь, а еще что-то печатаю на компьютере.

Как вы пришли в игровое кино? Вы ведь документальным занимались.

Да, и мне это дико нравилось, но всегда хотелось попробовать игровое. Мой опыт документалиста оказался полезным, это были важные годы в моей жизни, определяющие меня как кинематографиста. Документальное кино — для отчаянных людей, потому что никогда не знаешь, чем и как закончится твой фильм, не знаешь, чего ожидать от работы с реальными людьми. А игровое кино по большому счету про малодушное желание все держать в своих руках, соединять свой мир с реальностью.

Когда вы вообще поняли, что влюбились в кино?

Даже не знаю. Кажется, меня с детства это завораживало. Оставаясь одна, я проживала внутри себя какие-то киносцены, придумывала сюжеты, героев. Честно говоря, я думала, что буду писателем, потому что в какой-то момент меня это увлекло. Да и писателем стать было проще в том смысле, что кроме ручки, бумаги и тебя самого никто не нужен. А режиссура тогда была профессией избранных: чтобы добраться до пленки, нужно было потерять много крови. Я жила в Краснодаре и очень долгое время не верила, что это возможно, поэтому сначала пошла работать на телевидение, но страсть — иначе не назовешь — все же победила мои страхи, сомнения и неверие в свой талант и способности. Однажды я очень решительно сказала себе и другим людям: «Простите, ребят, я уезжаю, теперь я режиссер кино». И как-то все сложилось: сначала док, потом сериал «Школа», потом дебют. Я даже не успела опомниться, как оказалась вот в этой точке.

Были ли у вас моменты, когда хотелось перестать писать?

Пока нет. Правда, иногда я очень устаю от того, что все время приходится что-то писать, даже возникает стойкое отвращение к тексту: я открываю вордовский документ и просто закрываю его. Такие моменты бывают, особенно когда топчешься на месте и не можешь продраться через какие-то вещи, тебе все не нравится. Довольно болезненные периоды. Мне, правда, нестрашно, что я перестану писать, потому что я вполне способна заняться продюсированием, редактировать чужие сценарии — я уже периодически этим занимаюсь. Снимать мне нравится гораздо больше, но получается это не так часто, потому что я не могу создавать кино по чужим текстам.

«Кино должно заниматься не темами, а областью чувств»

На ваш взгляд, есть темы, которые несправедливо замалчиваются в кино?

Мне кажется, кино должно заниматься не темами, а областью чувств, и в нашем кино, по-моему, сильно не хватает фильмов, которые работают с человеческим, настоящим. И потом, тут ведь важно не то, какая тема, а как ты ее раскроешь. Например, сейчас всех очень заинтересовала проблема насилия в семье, ко мне обратились уже человека четыре с просьбой написать сценарий. Да, безусловно, это очень важная тема, но каким образом ты через кино будешь рассказывать людям про то, что такая проблема существует практически в каждой семье? У нас и правда люди не верят, что чуть ли не в каждой четвертой семье есть девочки, которые сталкивались с насилием. Когда я написала книгу «Рассказы» и мы стали обсуждать ее со знакомыми, я с удивлением узнала, что почти со всеми в детстве случалось нечто подобное. Причем не только с девочками, но и с мальчиками. Но мне пока не понятно, как про это рассказывать через искусство.

Какое напутствие вы бы дали начинающим сценаристам?

Во-первых, писать — и побольше. Кино вокруг нас, оно повсюду, мы его просто не видим. Мы пытаемся судорожно что-то вытащить из своей головы, а наша голова не такая богатая, как жизнь вокруг. И еще полезно читать сценарии фильмов, которые уже сняты, анализировать, как они устроены, потому что люди часто не понимают, где заканчивается литература и появляется кино. В кино огромное количество составляющих: тут и история, и смыслы, и подсмыслы, язык, стиль, объем, люди. Кино — это сложноустроенное чудовище. И я это чудовище ужасно люблю.

Интервью: Злата Фетисова

Фото: Ваня Березкин

Макияж: Мария Шишкова, визажист салона SACO Hair

Укладка: Ирина Хаустова, стилист салона SACO Hair